Дневник идеальной жены - Доманчук Наталия Анатольевна
Потом Вера встала и ушла. Миша не остановил ее, а только улыбнулся вслед.
А на следующий день они опять пили кофе и ели сырники и опять откровенничали. А через месяц Вера переехала к Михаилу в его квартиру.
Мальчишки сначала боялись, что отец не перенесет такого удара. Но Вера четко сказала:
– Я свою миссию выполнила – я спасла его. Больше я ему не нужна. И он мне не нужен.
У Веры с Михаилом не было ничего общего. Ничего. Кроме будущего: спокойного, в теплых тонах завтра. Именно эти пастельные, мягкие и неяркие расцветки и нужны были им, чтобы ценить друг друга и радоваться каждому дню.
Вера обнимала его и говорила:
– Знаешь кто ты? Ты – мое счастье!
И Миша так привык к ее словам, что иногда даже представлялся новым знакомым: «А я Верино счастье!»
Они с Верой сразу заливались смехом и каждый думал о том, что это – читая правда.
Что наша жизнь?
Я познакомилась с Юлей и Юлием в лихие девяностые. Только окончив институт, я носилась на собеседования в поиске работы в приличной компании с красивым и известным именем, но никто без опыта меня брать не хотел. Моя мама, потеряв работу, стала возить из Польши накидки в жуткий коричневый цветочек на диваны и кресла. И частенько просила меня помочь ей довезти до рынка эти плюшевые чудовища. Там я и познакомилась сначала с Юликом, а потом и с Юлькой. Мои новые знакомые были старше меня почти на десять лет. Юликом мы называли его за глаза, потому что он принимал только одно имя – Юлий. Он считал его звучным и идеально подходящим его внутреннему миру, а уменьшительно-ласкательные суффиксы, которые люди иногда цепляли к его имени, он презирал и открытым текстом, но всегда с достоинством, свойственным, наверное, Юлию Цезарю, пресекал. Юлик, услышав, что я ищу работу, предложил мне работать у него бухгалтером и даже обещал помочь вначале, так как и сам неплохо разбирался в этой науке:
– У меня несколько точек на этом рынке, плюс две палатки на остановке, а еще мы с Юлькой хотим открыть свой магазин. Там уж точно без главбуха не обойдешься.
С Юлькой я познакомилась на следующий день – маленькая, худенькая, с кукольным личиком, тонкими губами и вздернутым носом. В тот день, мне показалось, что она совсем не подходит Юлию: он высокий, стройный, с копной светлых курчавых волос, непослушно спадающих на широкие плечи. И одевался он видно – яркие (темно красные или синие) кожаные куртки, черные пальто в пол, иногда даже видела его в шляпе. Одним словом – видный мужик. Как я тогда умудрилась не влюбиться в него – не знаю. А Юлька серая мышь под тридцать – такие десятками в любом трамвае стоят и, держась за поручни, сосредоточенно смотрят в окно, будто боятся чего-то пропустить. И взгляд у всех одинаковый – отрешенный, озабоченный житейскими проблемами и такая грусть по лицу бродит, что даже смотреть больно. Уж я в этих трамваях наездилась. Метро до сих пор ненавижу – просто на дух не переношу, на машину тогда еще не заработала – поэтому ездила на свои «точки» только на трамвае. Сяду у окошка и рассматриваю лица: вот эта утром сварила густой борщ, а эта котлет нажарила, а вот та поругалась с мужем и сейчас думает как помириться. Так и про Юльку – как только я ее увидала – сразу все прочитала: скорей всего разведена, есть сын, о котором она говорит с какой-то грустью, или даже горечью, она несчастна и одинока. Но что ее связывало с Юликом? Вот этот вопрос мне не давал спокойно спать несколько ночей. Пока я не увидела совсем других Юликов: Юлька пришла на огромных шпильках, а ее худенькую, точенную фигурку обтягивали кожаные брюки. Светлая норковая шубка была небрежно брошена на плечи. Но самое главное – глаза – они сверкали, как звездочки в летнюю ночь и в них горела уверенность в себе и в завтрашнем дне. Юлик же в тот день наоборот был потухшим, говорить даже о работе не хотел. В общем, выглядел разбитым. А еще через пару дней Юлька пришла в красном комбинезоне и целый день строила из себя роковую женщину, а Юлик – приехал на мотоцикле и рассказывал байки про роллеров. Я никак не могла привыкнуть к их переменам, а самое главное понять – что они за люди? Каждый день они менялись! Но все равно в каждом их образе было что-то, чему я могла поучиться. У Юльки, например, кротости и умения промолчать где надо. У Юлика – умения не откладывать дел на завтра, а все делать своевременно. Но я тогда считала себя очень взрослой и мудрой: помогала маме, воспитывала, а на самом деле, просто присматривала за младшей сестрой, работала на трех работах: у Юлика и еще в двух комиссионках, которые тогда выросли как грибы на опушке перестройки.
Через неделю они попросили меня приехать к ним на квартиру. Юлий встретил меня в спортивном костюме и домашних тапочках. Он называл Юльку «лапочкой», целовал при мне взасос и лапал везде, куда только позволяло его приличие. А оно, скажу вам честно, было у него маленьким, практически невидимым.
Мы трое сели за стол, выпили за успех предприятий и, когда приличие Юлика совсем вышло из строя, я, краснея и бледнея, под аккомпанемент Юлькиных охов и ахов, с трудом нашарив свою обувь в темном коридоре, выбежала из душной квартиры. Обувалась я уже на площадке, шарф от злости затянула потуже, а когда вышла во двор, то вздохнула с облегчением, что не успела влюбиться в Юлика. И заметила, что все-таки они прекрасно смотрятся вместе.
Через пару месяцев Юлька мне сообщила по секрету, что ждет ребенка. Второй раз они попросили меня приехать к ним, когда сын Юльки заболел. Я принесла им документы, которые срочно нужно было подписать. В квартире было тихо, они сидели на кухне за столом, смотрели в пол и молчали. Потухшим голосом сказали, что мальчонка спит в комнате. Они молча подписали все бумажки и опять уткнулись рассматривать однотонный линолеум.
Я тихонько вышла из квартиры и бесшумно, боясь задеть опавшие листья, брела по осеннему городу и просила всевышнего, чтобы Юлькиному малышу стало лучше.
На следующий день позвонила Юлька и стала радостно щебетать про свой день рождения, который они будут отмечать в ресторане в субботу. Я спросила про самочувствие мальчика, и она ответила, что он в полном порядке и опять перевела тему на предстоящий праздник.
На день рождения я так и не попала. Как раз в ту субботу у меня был билет в Париж – мой первый полет на самолете и мое первое путешествие.
А еще спустя пару месяцев я вышла замуж. Очень удачно, как мне тогда казалось: за нового русского в малиновом пиджачке. Да, и пальцы он умел расставлять как надо, и дом на Рублевке уже был отштукатурен, и красный автомобиль, перевязанный бантиком, ждал меня на вечно зеленом газоне. Все было как в кино. Сначала как в мелодраме – цветы, поцелуи и сладкие, липкие стихи про рассвет и любимый взор. Потом как в драме – любовница, еще одна любовница и еще три. Потом кино перешло в жанр ужасов с нотками лирики, по крайней мере, цитировалась классика – он не мог себе позволить, чтобы я от него ушла и поэтому гонялся за мной по огромному дому с ножом и кричал «да не доставайся же ты никому».
Но мне удалось убежать и еще месяц я пряталась у маминых подруг, жила в каких-то подвалах, ела макароны со сгущенкой и все это заливала горькими слезами… пока мне не сообщили, что на моего мужа было совершено покушение и он убит.
И я стала богатой вдовой. Как не растерять все вдовьи деньги? Я обратилась за помощью к Юлику. У него тогда уже были два супермаркета, дом, черный бумер и все остальные причиндалы нового русского бизнесмена. Вот только малиновые пиджаки он презирал, и по прежнему носил черное пальто в пол.
Мы встретились в ресторане. Он пришел с высокой длинноногой блондинкой. Утиные губы и сиськи навыворот тогда еще не ценились, как сейчас, поэтому длинные ноги и закрытый ротик без лишних вопросов – это был весь скромный набор ее достоинств.
– Как там Юлька? – специально спросила я.
– Все нормально, – ответил он не смущаясь, и даже, как мне показалось, тепло улыбнулся.
